— Вы услышите, что он и впрямь ощущает некоторые сыновние обязательства в этом смысле:
«Хансфорд, около Уэстерхема,
Кент,
15 октября
Дорогой сэр, недоразумения, существовавшие между Вами и моим высокочтимым покойным родителем, причиняли мне всегда много огорчений, и с тех пор, как я имел несчастье его потерять, я не раз испытывал желание устранить разделяющую нас пропасть. В течение некоторого времени меня все же одолевали сомнения, как бы я нечаянно не оскорбил память отца, установив хорошие отношения с теми, с кем ему было угодно находиться в размолвке».
— Вы видите, миссис Беннет!
«Однако теперь у меня созрело решение. Приняв на прошлую пасху пасторский сан, я оказался тем счастливым смертным, который удостоился прихода в поместье ее светлости леди Кэтрин де Бёр, вдовы сэра Льюиса де Бёра. Благодаря щедрости и благорасположению этой леди я стал священником здешнего прихода, в каковой роли моим самым искренним стремлением будет вести себя с надлежащим уважением по отношению к ее светлости и осуществлять обряды и церемонии, подобающие пастырю англиканской церкви. В качестве служителя церкви я также считаю своим долгом сеять мир и благоволение среди всех семейств, на которые может простираться мое влияние. По этой причине я льщу себя надеждой, что Вы благожелательно отнесетесь к моему настоящему изъявлению доброй воли и не отвергнете протянутую мною оливковую ветвь, великодушно закрыв глаза на то, что я являюсь наследником Лонгборна. Я весьма печалюсь о том, что невольно служу орудием нанесения ущерба благополучию Ваших прелестных дочерей, и, позволяя себе принести им мои извинения, спешу также заверить Вас в моей готовности сделать все от меня зависящее, чтобы как-то восполнить этот ущерб… Но об этом позднее. Если у Вас не будет возражений против моего визита, я доставлю себе удовольствие посетить Вас и Ваше семейство в понедельник 18 ноября в четыре часа и воспользоваться Вашим гостеприимством, возможно, до субботы на следующей неделе, — что я могу себе позволить без существенных жертв, ибо леди Кэтрин отнюдь не возражает против того, чтобы я изредка отсутствовал в воскресенье, разумеется, если какое-нибудь другое духовное лицо выполнит за меня подобающие этому дню церковные обязанности.
Остаюсь, дорогой сэр, с почтительнейшим поклоном Вашей супруге и дочерям.
Ваш доброжелатель и друг
Уильям Коллинз».
— Итак, в четыре часа мы можем ждать у себя этого миротворца, — сказал мистер Беннет, складывая письмо. — По-видимому, он необычайно добропорядочный и благовоспитанный молодой человек. Я полагаю, мы будем дорожить этим знакомством, особенно если леди Кэтрин и впредь будет столь любезно отпускать его в наши края.
— В том, что он пишет о наших девочках, есть, мне кажется, какой-то смысл. Если он хочет что-то для них сделать, я не собираюсь его отговаривать.
— Трудно представить, — сказала Джейн, — как он собирается восполнить наносимый нам ущерб. Но уже одно такое желание делает ему честь.
Элизабет больше всего бросилось в глаза его крайнее почтение к леди Кэтрин и добрые намерения крестить, венчать и хоронить, по мере надобности, свою паству.
— Ну и диковина, должно быть, этот наш троюродный братец, — сказала она. — Сразу его и не поймешь. Что за напыщенный слог! И для чего он вздумал извиняться в своих наследственных правах? Трудно поверить, чтобы он нам помог, даже если бы был на это способен. Вы думаете, сэр, он человек разумный?
— Нет, моя дорогая, совсем не думаю. Я предвкушаю нечто прямо противоположное. Письмо его — такая смесь раболепия и самодовольства, которая служит прекрасным предзнаменованием. Потому-то мне очень любопытно на него посмотреть.
— Что касается стиля, — сказала Мэри, — его письмо безукоризненно. Идея об оливковой ветви, пожалуй, не блещет новизной, но выражена неплохо.
Для Кэтрин и Лидии письмо и его автор не представляли ни малейшего интереса. Нельзя было ожидать, что кузен появится в алом мундире, а за последние недели общество мужчин в одежде другого цвета не доставляло им никакого удовольствия. Прочитанное письмо настолько рассеяло в душе миссис Беннет недоброжелательство по отношению к мистеру Коллинзу, что она усердно стала готовиться к встрече, чем немало удивила мужа и дочерей.
Мистер Коллинз прибыл точно в назначенное время и был принят всей семьей с большим радушием. Хозяин дома, правда, ограничился лишь кратким приветствием, зато дамы были достаточно словоохотливы, а мистер Коллинз не нуждался в ободрении и не отличался молчаливостью. Он оказался высоким и полным молодым человеком лет двадцати пяти, важного вида и с солидными манерами. Не прошло и нескольких минут знакомства, как он уже преподнес миссис Беннет комплимент по поводу необычайной красоты ее дочерей, о которой слышал так много. При этом он признался, что в данном случае молва даже приуменьшила истинные их достоинства, и выразил уверенность, что они в недалеком будущем сделают прекрасные партии. Такая галантность пришлась, правда, не совсем по вкусу некоторым из его слушателей. Но миссис Беннет, которой всякий комплимент доставлял удовольствие, приняла его вполне благосклонно.
— Вы в самом деле, сэр, очень добры. Я всей душой желаю, чтобы ваше предсказание сбылось, — иначе их ждет печальная судьба. Обстоятельства сложились так нелепо!..