Известие об их отъезде вызвало всеобщее сожаление. При этом была высказана уверенность, что для полного выздоровления больной им следует пробыть в Незерфилде хотя бы еще один день. И под конец сестры согласились задержаться до следующего утра. Мисс Бингли вскоре стала жалеть о том, что предложила отложить их отъезд, так как ревность и неприязнь, вызванные в ней одной из сестер, были гораздо сильнее ее привязанности ко второй.
Хозяин дома был искренне опечален предстоящей разлукой и горячо доказывал мисс Беннет, что она недостаточно поправилась для переезда. Но тщетно — Джейн, когда она была уверена в правильности своих действий, умела проявить твердость.
Мистер Дарси был доволен этим решением. Элизабет пробыла в Незерфилде достаточно долго. Чары ее действовали на него гораздо сильнее, чем ему бы хотелось. К тому же мисс Бингли была с ней чересчур резка, а к самому Дарси приставала чаще, чем в обычные дни. Он весьма мудро рассудил, что ему следует избегать всяческих знаков внимания по отношению к Элизабет, которые позволили бы ей заподозрить, что от нее может зависеть его счастье. При этом он сознавал, что, если подобные догадки уже успели зародиться в ее голове, их подтверждение в значительной степени зависит от того, как он себя поведет накануне ее отъезда. Укрепившись в своем намерении, он сказал ей за всю субботу не более десятка слов, и, хотя им пришлось около получаса пробыть вдвоем в одной комнате, он в течение всего времени с таким усердием читал книгу, что даже не взглянул в ее сторону.
В воскресенье, сразу после утреннего богослужения, наступила наконец желанная для большинства минута разлуки. Любезность мисс Бингли к Элизабет, так же как и ее привязанность к Джейн, перед самым отъездом заметно возросли. При расставании старшую сестру заверили, что встреча с ней — в Лонгборне или Незерфилде — всегда будет радостным событием. После того как мисс Бингли нежнейшим образом обняла Джейн и даже протянула руку ее сестре, Элизабет рассталась со всей компанией в прекрасном расположении духа.
Мать встретила их не очень приветливо. Миссис Беннет была удивлена их приездом, полагая, что они весьма неразумно причинили всем столько хлопот, и не сомневалась, что Джейн опять заболеет. Отец, напротив, хотя и в сдержанной форме, дал им понять, что он доволен их возвращением — ему сильно не хватало старших дочерей при семейных беседах. В отсутствие Джейн и Элизабет вечерние разговоры потеряли значительную часть своего остроумия и почти весь свой смысл.
Они застали Мэри, как обычно, погруженной в изучение музыкальной гармонии и основ человеческой природы и выслушали несколько новых цитат и нравоучительных изречений. Совсем в ином роде были сообщения Кэтрин и Лидии. С прошлой среды в полку произошло множество событий: несколько офицеров обедали у их дядюшки, был подвергнут телесному наказанию рядовой и распространились самые упорные слухи, что полковник Форстер намерен жениться.
— Надеюсь, моя дорогая, вы позаботились, чтобы у нас был сегодня хороший обед? — спросил на следующее утро за завтраком мистер Беннет. — Я полагаю, что за нашим столом может появиться некое новое лицо.
— О ком вы говорите, мой друг? Насколько мне известно, никто к нам не собирается. Разве заглянет Шарлотта Лукас… Но для нее, я надеюсь, наши обеды всегда достаточно хороши. Не думаю, чтобы она особенно привыкла к подобному столу у себя дома.
— Я имею в виду приезжего джентльмена.
Глаза миссис Беннет заблестели.
— Приезжего джентльмена? Уверена, что это мистер Бингли! Ах, Джейн, негодница, как же ты не сказала раньше? Ну что ж, я буду рада увидеть мистера Бингли. Но, боже мой, какой ужас — у нас не будет рыбного блюда! Лидия, душенька моя, дерни, пожалуйста, колокольчик. Надо сию же минуту отдать распоряжение миссис Хилл.
— Речь идет не о мистере Бингли, — отвечал ее муж. — Я жду человека, которого еще никогда не видел.
Слова эти вызвали общее удивление, и, к полному удовольствию мистера Беннета, все члены семейства забросали его вопросами. Позабавившись всеобщим любопытством, он в конце концов дал следующее разъяснение:
— Около месяца назад я получил вот эту эпистолу, на которую ответил две недели спустя. Дело казалось настолько тонким, что я предпочел его предварительно обдумать. Ее написал мой кузен, мистер Коллинз, тот самый, который после моей смерти сможет вышвырнуть вас из этого дома, как только ему заблагорассудится.
— Ах, мой друг, — воскликнула миссис Беннет, — я о нем не желаю слышать! Ради бога, не говорите об этом чудовище. Можно ли совершить что-нибудь более несправедливое, чем выгнать из принадлежавшего вам имения собственных ваших детей? Будь я на вашем месте, я бы, конечно, уже давно постаралась что-нибудь предпринять.
Джейн и Элизабет попытались объяснить матери сущность закона о майорате. Подобные попытки делались ими и раньше. Но предмет этот выходил за пределы ее разумения, и она продолжала горько сетовать на жестокость законов, отнимающих дом у семьи с пятью дочерьми в пользу человека, до которого никому нет ни малейшего дела.
— Это, конечно, крайне несправедливо, — сказал мистер Беннет. — И мистеру Коллинзу ничем не удастся снять с себя вины в наследовании Лонгборна. Однако, если вы позволите мне прочесть его послание, быть может, вас несколько примирит с ним тон, в котором оно написано.
— Уверена, что со мной этого не случится! Как вообще у него хватило наглости и лицемерия вам писать! Терпеть не могу фальшивых друзей! Лучше бы он враждовал с вами, подобно его отцу.